Сладкий яд - Страница 35

После своего возвращения несколько дней назад Лоренс не сказал мне практически ни единого слова. Он трахает меня, получает удовольствие от моего тела, но шутливые разговоры, интимность… ничего этого больше нет. Теперь все начинается и заканчивается в его спальне. Что-то изменилось, но что именно, я не могу объяснить.

Я покрепче сжимаю кисть для румян. Мне ненавистно то обстоятельство, что его отчужденность угнетает меня, что его холодность оказывает на меня влияние — что мне больно. Я знаю, я сама на все это подписалась. Я сама этого захотела. Но мне казалось, что перед тем, как Лоренс уехал из города, между нами произошло нечто особенное. Я думала… сама не знаю, о чем. Мне ясно одно: после его возвращения из поездки все стало иначе. Хмурясь, я смотрю на свое отражение и наконец признаюсь себе, что скучала — что мне не хватало его.

В повисшей тишине, долгой и неуютной, мы глядим друг на друга, и я не вижу в его глазах ни проблеска смеха или эмоции. Надеясь скрыть от него свои чувства, я отворачиваюсь к своему покрасневшему отражению в зеркале.

— Я почти все, — говорю, протягивая руку к помаде.

Нанося на губы тот же оттенок красного, что и мое алое платье от Валентино, я чувствую, как Лоренс становится за спиной, еще до того, как мне на плечи ложатся его холодные руки. Сложно поверить, что те же самые руки еще недавно ласкали меня так умело и страстно. От этой мысли меня охватывает печаль.

— Лоренс… Я…

Я схожу с ума, пытаясь понять, что изменилось. Неужели я все придумала? Ту мягкость в твоих глазах, ту твою нежность? Неужели мне показалось, что мы на миг перенеслись в начало чего-то, что я не могу ни понять, ни описать, но сердцем знаю, что это было прекрасно? Я хочу быть с ним честной, но мне мешает ледяное отчуждение в его взгляде. Я напоминаю себе, что наши отношения — исключительно деловые. Ни больше, ни меньше.

— Да? — Он медленно гладит мои ключицы. Ласка легкая, точно перышко, и вызывает во мне желание откинуться на него.

Мне не хватает смелости договорить.

— Ничего. Забыла, что хотела сказать.

Отпустив мою шею, Лоренс кладет передо мной черный футляр.

— Открой, — приказывает он голосом, от которого у меня слабеют колени.

Я беру футляр с туалетного столика и делаю, как было велено. И ахаю от неожиданности при виде знакомого ожерелья.

— Это оно? — Я поднимаю взгляд к его отражению в зеркале. — Не может быть. — Недоверчиво кручу головой. — Ты не мог.

— Естественно, мог, и это оно. — Он вынимает ожерелье из его шелкового белоснежного ложа. — Подними, пожалуйста, волосы.

Выполнив его указание, я смотрю, как Лоренс оборачивает мою шею нитью бриллиантов с рубинами. Поднимаю руку и кончиками пальцев веду по рядам камней, образующих розу. То самое ожерелье, которым я любовалась в музее в ночь нашей встречи. Он не шутил, когда сказал, что может себе позволить его.

— Почему? — спрашиваю я, встречаясь с ним взглядом.

Он безразлично пожимает плечами.

— Спасибо, Лоренс, но это уже чересчур. Даже для меня.

— Кто бы мог подумать. — Он смотрит на меня с таким холодным презрением, что я даже опешиваю. И опускаю голову, покраснев от стыда.

— Нет, не опускай голову. Посмотри на меня. Я хочу полюбоваться тем, за что заплатил.

Я выполняю приказ, и наши взгляды сталкиваются в отражении зеркала. Он поднимает руку и костяшками пальцев обводит мои ярко горящие скулы.

— Тебе не идет скромность, Блэр. В конце концов, разве не этого ты от меня хочешь?

Он опускает одну руку в глубокое декольте моего платья. Когда его пальцы входят в контакт с моей кожей, я вздрагиваю от страха… а может, от предвкушения. Как бы то ни было, я не могу отрицать, что его прикосновения поработили меня.

— Разве не этого ты от меня ждешь? — продолжает он.

Я задерживаю его руку, останавливая на полпути движение его пальцев.

— А тебе не идет жестокость, Лоренс. Но да, я хочу от тебя только этого. — Я делаю паузу, собирая в кулак всю свою храбрость, чтобы солгать ему. И овладев эмоциями, пренебрежительно усмехаюсь. — Чего еще здесь можно хотеть, кроме денег?

Я нацеливаюсь на то, чтобы ранить его — хотя бы словами, раз на данный момент другого оружия нет. И не промахиваюсь, но опять же, такое случается редко. Вижу вспышку эмоций в этих его леденяще-спокойных зеленых глазах. Хорошо.

Он холодно улыбается.

— Вот она, та Блэр, с которой я познакомился. Полная ненависти и яда, и все же невыразимо прекрасная.

Я отпускаю его, и загорелая рука Лоренса продолжает движение за вырезом моего платья, скользя по грудине, пока я слежу за блеском его дорогих «пиаже».

— Смотри на нас, — командует он.

Его рука опускается все ниже и ниже. Ткань натягивается — его не заботит то, что платье может порваться. Когда он задевает мое бедро, я непроизвольно развожу ноги в стороны, и Лоренс вставляет в меня один палец, затем, наблюдая за мной, добавляет второй. Тянет закрыть глаза, но я не могу — и не стану. Я хочу запомнить все, что он со мной делает, хочу впечатать происходящее в память, чтобы после, оглядываясь назад, не испытывать ни боли, ни грусти, ни сожалений.

Лоренс вынимает из меня пальцы, подносит к своим губам. Пробует меня. Затем опять опускает руку и входит — на сей раз сразу тремя пальцами, смазанными своей слюной и реакцией моего тела. Мое дыхание обрывается, пульс подскакивает так, что я хватаюсь за край туалетного столика и, чтобы не застонать, закусываю губу. Я не выдам, что он творит со мной. Не доставлю ему этого удовольствия. Его пальцы начинают двигаться то внутрь, то наружу, яростно вталкиваясь в меня, отчего моя голова начинает кружиться от наслаждения, переплетенного с болью. Или наоборот?